The Color of Nothing

[deiko-artist]

Несмотря на то, что это всё равно никто не читает, выкладываю х)
Последняя глава моего фанфика)

Автор: DейкО
Фэндом: Наруто
Бета: Алёна-сан
Посвящается: Neko Little, Yuki Vampire на Новый Год
Персонажи/Пары: Мадара/Изуна (Изуна/Мадара), Итачи, Саске
Жанр: romance, angst, deathfic
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: яой, смерть персонажа, ООС
Размер: миди (3 главы + эпилог)
Состояние: закончен
От автора: Алёна-сан, спасибо большое, что, несмотря на свою нелюбовь к яою, согласилась отбетить
Саммари: история великого воина шарингана – Учихи Мадары и его младшего брата
Дисклаймер: все герои и история принадлежат Кисимото-сенсею. Мои только извращения

Глава 3. When September Ends
Wake me up when September ends.

Пробуждение оказалось довольно болезненным. Лежать было неудобно – лежал я на животе – подушка влажная от крови, видно, сказалось перенапряжение на глазах. Мне даже, вроде, удалось вчера что-то увидеть. Твоя рука лежит у меня на спине, да и ко всему прочему, мне до безумия жарко. Лопатка чешется. Чуть поворачиваю голову влево – ты сладко спишь, выражение лица свидетельствует о полнейшем умиротворении. Никакой бдительности. Хм. Несмотря на все неудобства, не могу разбудить тебя.
Проваливаясь в темноту, сломившись под тяжестью ещё не утихшей усталости, вдруг вспоминаю, что сегодня впервые за очень долгое время мне ничего не снилось.
Спасибо, Изуна.
***
На этот раз моё пробуждение вызвано тем, что на меня кто-то смотрит. Ну да, кто-то. Ты и смотришь, внимательно так, по-доброму, с нежностью. Наверное, ведь не могу знать наверняка, потому что я ослеп.
- Доброе утро, ниисан, - откуда ты интересно знаешь, что я проснулся? – Да что тут думать, у тебя выражение лица тут же изменилось, - отвечаешь ты на мой беззвучный вопрос.
- Доброе, отото.
- Как ты себя чувствуешь?
- Ужасно, - честно признаюсь я. Слышу изумлённый вздох, ты-то надеялся, что я начну уверять тебя, что всё в порядке. – Я скоро умру, Изуна. После такой физической нагрузки моё тело долго не протянет, тем более это так мучительно для меня не видеть тебя в такие моменты, - не стану рассказывать тебе про моё секундное прозрение, зачем внушать ложную надежду, - только не волнуйся и не вини себя, ты ни в чём не виноват. Намного лучше, если я уйду быстро, успев насладиться тобой, чем испытаю всю прелесть мучительной смерти, при этом продолжая каждую минуту думать о тебе.
- Ниисан, - ты целуешь меня в приоткрытые губы, а потом нежно трёшься о мою щёку.
- Ну, ты у меня самый настоящий котик, - нежно улыбаюсь я.
***
В последнее время наши отношения почти вернулись в прежнее русло. Ты целыми днями пропадаешь на миссиях и собраниях клана, всё реже приходишь и почти никогда не спрашиваешь советов. Ты вырос, отото. Бесполезный и беспомощный старший брат тебе больше не нужен. И самое ужасное, что это было жутко обидно. Я жил для тебя, старался, терпел жуткие боли, понимая, что без твоего внимания и ласки я угасаю. Несколько дней после той памятной ночи ты был со мной предельно внимателен, нежен, откликался на малейшую просьбу, а потом стал отдаляться, что и послужило причиной ссоры, когда я думал, что этот бесконечный сентябрь никогда не кончится.
Холодным утром ты зашёл ко мне попрощаться перед отправлением на миссию, которая должна была продолжаться несколько дней.
- Мадара, - так ты стал теперь ко мне обращаться, - до свидания.
Пожалуй, на сегодня я достиг своего предела. Могу и я, наконец, высказать, что думаю?
- Изуна, что случилось?
- Случилось? Да так, мелкая стычка на границе…
- Я не об этом, ты же знаешь, - начинаю медленно выходить из себя. Кровь Учиха сказывается.
- Не понимаю, о чём ты, - невинным голоском отвечаешь ты. Не отвертишься.
- Я о том, что после того, как ты, извини за выражение, трахнул меня, ты что-то быстро всё забыл! - от такой прямоты ты просто опешил.
- А тебе не приходило в голову, что это неправильно? – нашёл выход. Решил упереться в банальные моральные нормы.
- Ничего более оригинального ты придумать не мог? – елейным голоском интересуюсь я. – По-моему, во время самого процесса ты как-то об этом не задумывался!
- Ну… ну и что?! Ты же знаешь, как оно бывает! – пытаешься придумать очередное глупое оправдание? Не выйдет, отото.
- Это ты меня извращенцем назвал тогда? Да ты сам поиграл, понял, что игрушка сломана и забыл? - тянусь к катане, которая по моей просьбе всегда лежала рядом с футоном, бессильно рассекаю воздух.
- Ты идиот! – кричит он, - ты порезал мне волосы, - значит, не растерял ещё сноровку. – Если тебе плевать, кто что скажет, то мне нет! Я, к твоему сведению, теперь глава клана Учиха! А ты просто глупый, беспомощный, слепой котёнок!
Я замираю.
- Изуна, братик… - такого оскорбления от тебя я никогда не ожидал услышать. Как же больно. – За что?..
Но сёзди уже хлопает, раздаются громкие шаги. Ровно одиннадцать.
***
Эти пять дней стали для меня роковыми. Я больше не вставал, просто лежал на футоне, вдыхая запах, сохранившийся в его складках – простыни стирать я так и не отдал. Сил не было даже для «ручной работы», а хотелось безумно. Я уже чувствовал дыхание смерти у себя за спиной, но надеялся ещё услышать твой голос.
Когда, наконец, ты вернулся, я вздохнул с облегчением. Ко мне ты не заходил, просто прошёл одиннадцать шагов до своей комнаты. Ночью мне снова снились кошмары, бог Цукиёми преследовал меня, шепча что-то про Сентябрь. Я ненавидел это месяц. Безумный месяц, который построил между нами мост и тут же сломал его. Наверное, я кричал, потому что кто-то настойчиво, но аккуратно тряс меня за плечо, вытягивая из пустоты.
- Изуна? – хрипло спросил я. В последнее время часто бывало, что кто-то из клана будил меня в такие моменты, а я принимал его за брата, но сейчас это действительно он, склонился надо мной.
- Ниисан… - о, да это и есть сон. Может он продлится чуть дольше?
- Хороший сон, - констатирую я, проведя кончиками пальцев по твоей щеке.
- Это не сон, ниисан, - шепчешь ты. Ха, не верю. И такое бывало. – Я пришёл вымаливать твоё прощение.
- Главное, такой реальный, - замечаю невзначай.
- Да уж, не сладко тут тебе было без меня, такие жуткие сны…
- Изуна, единственная ночь без кошмаров с того момента, как я ослеп, была, сам догадайся какая, - я уже верю, что это не сон, но осознание реальности не приходит.
- Прости… я знаю, что не достоин даже прикасаться к тебе, что…
- Прощаю, - улыбаюсь я.
- Но я сказал тебе нечто ужасное.
- Прощаю, Изуна. Поцелуй меня, если тебя действительно больше не волнует ничьё мнение, - и ты наклоняешься и приникаешь к моим губам. Кажется, что вся жизнь, которая ещё оставалась в измученном теле, сосредоточилась в точке нашего соприкосновения. Ты как магнит удерживал меня от обморока – за все эти пять дней я почти ничего не ел.
- Люблю тебя, - улыбаешься в раскрытые губы, и осторожно опрокидываешь меня на спину.
***
Не знаю, как мне хватило сил выдержать эту ночь, впускать его раз за разом в себя, хотя мне казалось, что я специально создан для него – настоящие братья… Не знаю, как после всего произошедшего я нашёл возможность с остервенением целовать его губы и гладить бледно-фарфоровую кожу…
Потому что наутро я понял, что сегодня умру.
Я лежал на футоне на спине, раскинув руки в стороны. Сил едва хватало, чтобы говорить. Губы дрожали, а глаза ежесекундно пронзала жуткая боль.
Ты сидел рядом, не отходя целый день, и что-то читал, не говоря ни слова, и за это я был тебе благодарен. Несколько неуклюжих поцелуев, когда мы стукались зубами, но этого было достаточно.
Просто будь рядом до последнего, Изуна.
Я порывисто вздыхаю. Лёгкие наливаются свинцом.
- Ниисан… - произносишь ты, словно что-то решая, - я отдам тебе свои глаза.
Моя рука, тянувшаяся к тебе, чтобы потрепать по волосам, безвольно падает, замерев на полпути.
- Что ты сказал, Изуна?
- В секретных архивах клана я прочитал, что если я отдам тебе свои глаза, то зрение вернётся к тебе.
- Ах, это. Я уже и забыл, надеялся, что мы надёжно спрятали манускрипты.
- Так ты согласен?
- Конечно, нет, - просто и без раздумий отвечаю я. Какой любящий старший брат согласится обрести младшего на те мучения, которые недавно перенёс сам?
- Мадара, пожалуйста, давай сделаем это, - умоляюще просишь ты. – Если ты не согласишься, я вырву у себя это чёртово проклятье и истеку кровью у твоей кровати. Давай сделаем это! Не только ради тебя, ради клана, из меня плохой лидер, а в такое неспокойное время только ты сможешь привести их к победе. Пожалуйста, ниисан. Пожалуйста, давай сделаем это!
- Изуна, я не могу причинить тебе боль, - обречённо шепчу я. Что же ты делаешь, братишка. Зачем так настойчиво просишь обрести тебя на безумные страдания и скитания в бесконечной тьме, - ты просто не понимаешь, какого это…
- Мне всё равно, - перебиваешь ты, - я знаю, на что иду.
Ты наклоняешься и жёстко целуешь меня в губы, проводишь рукой по скуле. Всё тело отдаётся болью на это внезапное вторжение.
- Неужели ты хочешь терпеть это и дальше? Умереть в этой пыльной комнате промозглым сентябрьским вечером?! Ты снова увидишь солнце! – ты моё солнце, Изуна! Я так хочу сказать это тебе, но горло сдавливает спазм, когда я слышу твои следующие слова. - Ты снова увидишь голубое небо. Возьмёшь в руки свой меч и станешь поражать врагов, тебя будут уважать, знать и бояться!
Ты сломал меня. Я рыдал, а слёзы, скатываясь по щекам, смешивались с кровью, оставляя на лице грязные разводы.
***
Уже около часа прошло, как всё завершилось. У меня в ушах снова и снова звенят твои жуткие крики и заверения, что всё в порядке. Одновременно. Твоя боль и твоя улыбка, дикий контраст. На моих глазах повязка, на твоих, видимо, тоже. Я смутно помню, как накладывал их. Всё казалось очень размытым, нечётким, но я был уверен, что зрение восстанавливается, ты же был в глубоком обмороке.
Какой я после этого старший брат? Я отнял у Изуны то, что сам считал важнейшим в жизни. Я почти убил его. Своего самого любимого и самого близкого.
И я больше не самый сильный человек на свете. Уверенность в своей мощи покидает меня по капле ежесекундно, и мне кажется, будто, не имея зрения, я чувствовал себя намного легче.
Я осторожно развязал и снял повязку с глаз, бросил окровавленные тряпки на пол и немного приоткрыл веки. Благо, в комнате было не очень светло – только несколько свечек силились рассеять тьму, но всё равно я тут же зажмурился, пряча чёрные зрачки под молочно-белой кожей. Спустя несколько минут мне удалось, наконец, открыть их полностью, и я смог сполна насладиться остротой своего зрения. Оно только улучшилось – глаза брата идеально подходили.
Ты лежал рядом, на соседнем футоне. Чёрные волосы разметались по подушке, на лице – выражение спокойствия и удовлетворения.
Ты пошевелился. Я повернул голову в твою сторону, но лучше бы не делал этого. Далее произошедшее повергло меня в шок.
Выражения твоего лица менялось. Из расслабленного оно перешло в напряжённое. Сначала ты издал полу-вздох, полу-стон, потом потянулся рукой к окровавленной повязке, прикоснулся к влажным бинтам и, вдруг, твоё тело свело сильнейшей судорогой, а мой слух разорвал крик боли, ужаснее и сильнее которого я не встречал. Твои ладони комкали простыни, спина выгибалась, а искусанные в кровь губы силились сомкнуться, но только сильнее раскрывались в безумном вопле.
Я быстро подполз к тебе и принял в свои объятия, тебе стало заметно легче. Твоё измученное страданиями и болью тело жалось ко мне, как к единственному источнику жизни в это мире, хотя, возможно, для тебя так оно и было. По крайней мере, днём раньше так оно было для меня. Когда же я мягко и очень аккуратно прикоснулся губами к твоим векам, ты и вовсе успокоился.
- Мм, ниисан… - протянул ты. Твой голос был хриплым и непривычно слабым – сорвал его во время бесконечных криков, - ты всё видишь? – неужели в такие моменты у тебя ещё хватает совести беспокоиться обо мне?!
- Изуна… - начинаю, было, я, но тут слёзы прорвали меня, и я разрыдался, уткнувшись тебе в плечо. Ты мягко поглаживал меня по спине, слегка покачивая. – Спасибо, спасибо… - шептал я, будто обезумев, стараясь поцеловать тебя везде, куда мог дотянуться.
- Тс… - успокаивающе шептал ты, - разве не для этого нужны братья?
- Но ведь я старший, значит, я и должен был отдать тебе свои глаза! Уступить дорогу вперёд.
- Во-первых, ты сильнее и больше подходишь для лидера. Ты сможешь повести клан за собой, я же – нет. Кроме того, слышал про то, что старшим уступают места? Я ведь вежливый, послушный мальчик, - как у тебя ещё хватает сил смеяться, так заливисто, будто звон миллионов маленьких колокольчиков разносит свои божественные звуки.
- Люблю тебя, - констатирую я, впиваясь в твои губы требовательным поцелуем. Ты на секунду вырываешься.
- Я тоже, - улыбаешься, подставляя шею под поцелуи.
Я с особой тщательностью исследую твоё тело: это тоже наш своеобразный первый раз, первый раз, когда я вижу тебя. Первый раз после того, как я был уверен, что мне больше не суждено испытать этого с тобой, а суждено только уйти.
Дорожка из поцелуев протягивается от впадинки между ключиц до низа живота, и мой слух ласкают твои сладкие стоны, когда нос зарывается в густые жёсткие волосы, губы мягко обхватывают головку, а язык прикасается к раскрывшейся щели. Я погружаю твою плоть в рот так глубоко, как могу, стараясь выразить все те чувства, которые меня переполняют, которые, кажется, вот-вот разорвут меня на куски: безумная благодарность и любовь. Позволяю твоим пальцам обхватить мои растрепавшиеся пряди и направлять меня, задавая нужный ритм. Потому что это твоя ночь, и я хочу, чтобы тебе было хорошо.
Твоё тело сводит судорога, но на этот раз она свидетельствует о полученном тобой удовольствии, и мои губы ловят твою сперму. Я выпиваю тебя всего, а потом приподнимаюсь на локтях, трусь щекой о твою грудь и многозначительно смотрю на тебя.
- Давай остановимся на этом, - убедительно предлагаю я.
- Нет, - ты качаешь головой, - я хочу тебя. Хочу здесь и сейчас, мне наплевать, что будет со мной после.
- Ладно, - слишком легко соглашаюсь я. – если тебе так хочется, то меньше слов, больше дела. Оближи, - погружаю тебе в рот два пальца, ты тщательно ласкаешь их языком, даже, кажется, немного увлекаешься. Я усмехаюсь, потом сползаю вниз, устраиваясь между твоих ног. Ты раздвигаешь их ещё шире, давая мне возможность для манёвра. Осторожно прикасаюсь кончиком пальца к сморщенному отверстию и надавливаю. Он входит тяжело, но внутри так горячо и тесно, что в глазах темнеет от предвкушения. Осторожно чуть сгибаю его. Добавляю второй. Ты слегка напрягаешься, поднимаю на тебя вопросительный взгляд, – я готов прекратить по первому слову, но ты лишь качаешь головой, показывая, что всё в порядке. Мягко разминаю стенки, когда ты показательно начинаешь двигаться навстречу.
- Можно? – спрашиваю я, стараясь вложить во взгляд, который направляю на тебя всю нежность и беспокойство, желая, чтобы ты почувствовал его.
- Конечно, - ты улыбаешься, будто я сморозил какую-то глупость.
- Будет больно, - предостерегаю я, силясь отговорить тебя от этой пропащей затеи.
- Ничего страшного, - вот тут я действительно сказал бред. После того-то, что случилось совсем недавно, это покажется тебе только мелким неудобством.
Вытаскиваю пальцы, прикасаюсь головкой к твоему входу. Ты протяжно стонешь. Благо, мы живём в отдельном доме, и нам не пришлось ещё никого осчастливить нашими воплями. Я сказал «ещё»?..
Начинаю медленно проникать внутрь. Несильно сжимаю пальцами твои бёдра, потом, войдя до конца, ложусь на тебя, ты обхватываешь меня ногами, и я вдруг осознаю, что сейчас держу в объятиях самого дорогого мне человека. Эта мысль стала последней осознанной за ту бешеную ночь
Внутри у тебя было так здорово, горячо, тесно, узко, что я готов был сойти с ума. Невозможность сразу начать быстрые, отрывистые толчки убивала, пред глазами плясали белые пятна, а когда ты, наконец, приказал мне не прекратить эти прелюдии, я едва мог сдерживаться, чтобы не разорвать тебя. Это были самые лучшие минуты в моей жизни. Ты мученически стонал мне в плечо, но я знал, что тебе хорошо, до безумия хорошо со мной, как и мне с тобой. Я люблю тебя.
Ещё минут пять после того, как всё кончилось, мы лежали, крепко сжав друг друга в объятиях, и старались восстановить дыхание, потом просто провалились в сон.
***
Теперь я видел в тебе себя. Ты медленно увядал этими промозглыми сентябрьскими деньками, словно по осени увядает красивый цветок. Я не мог выразить чувства словами, но потерю прекрасно восполняли смятые поцелуи и неуклюжие касания, когда я старался двигаться идеально, чтобы не причинить тебе боль.
Одним вечером, это было тридцатое число, ты подозвал меня к себе. Был прекрасный день: ярко светило солнце, ни единого облачка в голубом небе, хотя прохлада зимы, наступающей на пятки, уже ощущалась. Но, едва я отодвинул седзи и вошёл в комнату, что-то внутри болезненно сжалось. Ты был очень бледен, бледнее, чем обычно, в глазах залегли глубокие тени, и на молочной коже это было настолько отчётливо видно, что казалось, будто передо мной живой мертвец. Когда ты повернул голову и улыбнулся мне, стало совсем страшно. Словно что-то тёмное, жуткое нависло над нами. Но, тем не менее, настроение у тебя было отличное, или ты пытался убедить в этом меня.
- Ниисан, можешь пожалуйста лечь сегодня со мной, очень холодно, - эти слова отозвались в моей душе гулким эхом, подтверждая моё плохое предчувствие. В комнате горел камин, и было довольно жарко. Твой голос был слаб, как никогда.
- Конечно, - я на всё согласен, лишь бы тебе было хорошо, - когда ты хочешь ложиться?
- Прямо сейчас, если ты не против.
- Хорошо, - киваю я с некоторым удивлением. На часах только шесть, но если ты хочешь, мне всё равно. А завтра кончится сентябрь, и всё это кончится.
Ложусь к тебе, аккуратно обнимаю твоё исхудавшее тело, прижимаю к себе. Ты действительно очень холодный, но, вскоре, я согреваю тебя своим теплом. Ты трёшься щекой о впадинку между ключиц, а потом подставляешь губы под поцелуй.
- Разбуди меня, когда сентябрь кончится, - просишь ты, улыбаясь измученной улыбкой.
- Обязательно. Как только часы пробьют полночь, - обещаю я и уже в мыслях планирую, что можно будет закатить чайную церемонию совсем скоро: ведь завтра приезжает величайший ниндзя-медик, которого я нанял за бешеные деньги.
Задумавшись, не улавливаю момент, когда твоё дыхание становится размеренным и тихим. Вскоре, убаюканный теплом, я тоже засыпаю, несмотря на столь ранний час.
***
Просыпаюсь ровно в двенадцать: инстинкты шиноби работают. Поворачиваю голову к тебе, хочу разбудить, но что-то настораживает меня. В комнате непривычно тихо, а от твоего тела исходит неестественный холод. Из уголка рта сочится тоненькая струйка крови.
- Изуна? – обеспокоенно спрашиваю я, - Изуна … - начинаю трясти тебя за плечи, забывая о том, что тебе будет больно, - Изуна! – в отчаянье выкрикиваю я, когда прижавшись к месту, где должен биться пульс, слышу тишину.
Отпускаю твою руку. Она, неестественно бледная, медленно, словно запутавшись в невидимых нитях, падает на землю. В ушах звенит, я слышу только свой громко бьющийся ритм сердца, и горечь потери сдавливает спазмом моё горло.
Падаю обратно на простыни, прижимаю тебя к себе. Просовываю руку под подушку, и пальцы нащупывают смятую бумажку – записка, написанная твоим почерком. «Разбуди меня, когда сентябрь кончится. Если не проснусь, прожив свою жизнь до конца, приходи ко мне. Я буду ждать».
Слёзы капают на последние слова моего брата и смывают буквы так, что их невозможно будет прочитать, но я и так запомнил их наизусть. Падаю в обморок от нереальности происходящего.
***
Врач, приехавший семью часами позже, объявил, что Изуна умер от разрыва сердца, вызванного постоянными сильными болями. Мой брат умер тридцатого сентября.
***
Каждый месяц, тридцатого числа я прихожу на его могилу. Каждый год, в сентябре, я провожу ночь около надгробия и часто вижу сны про отото. Он улыбается. Он поправился, глаза снова в норме, на щеках здоровый румянец. Он ждёт меня, но просит не торопиться.
Ты моё солнце, Изуна, но оно временно погасло. Наступило недолгое затмение, цвет пустоты, но совсем скоро твои лучики вновь осветят и согреют меня.

Эпилог. Идеальный брат
Рассказывая Саске истинную историю Итачи, я понимал, что делаю всё абсолютно правильно. Он должен был понимать, он должен был перестать ненавидеть человека, который создал ему будущее.
- Он хотел, чтобы ты всегда гордился своим кланом. Уходя, он оставил тебе имя Учиха. Он очернил своё имя, обменял твою любовь на ненависть, но всё-таки он умер улыбаясь. Несмотря ни на что, он прошёл свою дорогу до конца.
Когда я произносил это, по щекам катились горячие слёзы, сравнимые с пламенем Аматерасу. Хотя, может, это просто бред больного человека?
***
Учиха Мадара умер тридцатого сентября. Его нашли холодным ноябрьским утром на полу в маленькой комнате заброшенного дома. В его руках была сжата записка с двумя короткими словами: «Я иду», а на губах навсегда застыла улыбка. Учиха Мадара умер счастливым.
Per aspera ad astra – Через тернии к звёздам.

Ваша на веки вечные,
DейкО